В Центральном Доме Советской Армии давал концерт Краснознаменный ансамбль имени А.В.Александрова. Объявлен очередной номер — в исполнении Леонида Харитонова впервые прозвучит песня Серафима Туликова «Не стареют душой ветераны».
Первый ряд в зале занят маршалами Советского Союза, в том числе присутствует Георгий Константинович Жуков. Он единственный из всех одет в скромный серый костюм безо всяких регалий.
Солист поет в темпе бодрого, быстрого марша. Замечает, как Жуков одобрительно кивает головой. Это приводит к новому приливу сил в исполнении песни. Буря аплодисментов раздается, когда песня окончена. Жуков встает со своего места и идет за кулисы. Трясет руку Леониду Харитонову — солисту знаменитого ансамбля:
— Ну, паренек, так держать, мы еще можем...
В глазах его стоят слезы...
Помним грохот огня, помним дальние страны,
Каждый день, каждый час, опаленный войной.
Не стареют душой, не стареют душой ветераны!
Заслуженный артист России Леонид Михайлович Харитонов родом из Сибири, из таежного села охотников Голуметь Иркутской области.
— Мы с матерью жили у дяди, — рассказывает Леонид Михайлович. — В 12 лет я убежал из дома, потому что дядя «воспитывал» меня и кулаками, и палкой — и всем, что под руку попадало. Мать батрачила у дяди и права голоса не имела, Я рванул в Черемху — большой шахтерский поселок. Жил с пацанами на вокзалах, воровал, беспризорничал. В 14 лет, выдав себя за 16-летнего, поступил в ФЗО, приобрел специальности -формовщика-литейщика и сварщика, Проработал с год сварщиком на заводе, в литейном цехе...
В одно время Харитонов трудился киномехаником сельского клуба. Посетители клуба немало удивлялись репертуару клубного радиоузла — из динамика неслись только голоса басов — песни, романсы, арии из опер, например, в исполнении Федора Ивановича Шаляпина А дело было в том, что у молодого киномеханика оказался прекрасный бас и он подбирал репертуар фильмов, радиопередач, в которых звучали голоса лучших басов мира. Вскоре случай помог Харитонову заняться своим делом — пением.
— Сидели мы как-то с друзьями в Иркутске в ресторане «Сибирь», отмечали зарплату, — вспоминает Леонид Михайлович. — А ведь тогда что ни гулянка — то песня. Я и запел «Ах, ты ноченька». В зале оказался директор местной филармонии. Он подошел к нашему столу и пригласил меня работать в филармонии.
В филармонии он трудился много и увлеченно. Однажды дверь комнаты, где занимался Харитонов, вдруг отворилась и в нее заглянула очень знакомая на вид женщина — народная артистка СССР Марина Ладынина. Она поинтересовалась, что за могучий бас звучал за стеной. И удивилась, когда узнала, что этим басом был он. Леонид, обрадовавшись такой необычной встрече, предложил Ладыниной подписать только что купленную книжку о Шаляпине. Она с удовольствием это сделала: «Лене Харитонову. Желаю быть артистом, у Вас замечательный тембр голоса, желаю, чтобы Вы совершенствовали его и стали прекрасным певцом. В память встречи на моих концертах в Иркутске. М.Ладынина. 15.12.1951 г.».
В следующий раз встретились они через 25 лет, в 1976 году в Москве в концертном зале «Россия», но об этом мы расскажем позднее.
А пока что «первооткрыватели» Харитонова, оценив его голосовые данные, собрались и отправили в столицу получать профессиональное образование.
После целого ряда приключений его наконец-то привезли с помощью милицейского работника прямо в консерваторию. Привели в кабинет, в котором сидел какой-то мужчина. Теперь дадим слово самому Харитонову:
«...Мужчина оглянулся на меня. Ну, была не была.
— Я тоже хочу петь...
— Все хотят. А что ты будешь петь?
— „Для берегов отчизны дальней“.
— Ну давай. Только кто за тебя фа-диез брать будет?
— Ну не ты же — я возьму...
Ему, может, понравилось, что я такой грубый, неотесанный. Спел я. Он смотрел-смотрел на меня:
Когда я спел „Ах ты, ноченька“, он и говорит:
— Ты посиди, а я пойду посмотрю, не ушел ли А.В. Свешников.
Возвращается и ведет меня куда-то по коридорам, и выходим мы — мать честная! — прямо на сцену Большого зала консерватории. Поджилки у меня затряслись. Зал огромный, а сидят всего несколько человек. И я стою на сцене, неглаженый, нечищеный, после ночей, проведенных в КПЗ, штаны на коленях — пузырями. В глотке все пересохло от волнения. Попросил я водички, махнул два стакана.
Спел. Они позвали меня, стали расспрашивать, кто я, откуда. Длиннолицый говорит:
— Вот профессор Любченко за Вас ходатайствует...
Мужик, что привел меня сюда, оказывается, профессор Любченко, солист Большого театра, а я его на „ты“... А длиннолицый — сам Свешников! И вдруг он говорит: „Ладно, попробуем его взять“. И мне:
— Вы в самом деле четырех классов не окончили?
— Ну да.
— Это очень плохо...»
И определили его на подготовительный курс при консерватории. А через год занятий, когда наступила пора Харитонову служить в армии, ректор консерватории А.В.Свешников порекомендовал руководству Краснознаменного ансамбля послушать Харитонова. И с 1953 года началась срочная служба молодого солдата — служба армейскому искусству.
Здесь напрашивается одна общая, сходная черта в судьбах двух замечательных певцов на начальном этапе их артистической карьеры — Федора Шаляпина и Леонида Харитонова. Роль скромной русской песенки «Ноченька». Вспомним, как было у Шаляпина:
«Как-то ночью мне не спалось, вышел я на палубу, поглядел на реку, на звезды, вспомнил отца, мать. Давно уже я ничего не знал о них, знал только, что из Астрахани они уехали в Самару.
Мне стало грустно и я запел: „Ах ты, ноченька, ночка темная...“
Пел и плакал. Вдруг в темноте слышу голос:
— Кто поет?
Я испугался. Может быть, по ночам на пассажирских пароходах запрещается петь?
— Это я пою.
— Кто я?
— Шаляпин.
Ко мне подошел кавказский человек. Пеняев, славный парень. Он, видимо, заметил мои слезы и дружески сказал:
— Славный голос у тебя! Что ж ты сидишь тут один? Пойдем к нам. Там купец какой-то. Идем!..
В большой каюте первого класса за столом сидел толстый, краснорожий купец, сильно выпивший и настроенный лирически.
— Ты что умеешь?
— Пою.
— А фокусы показывать не умеешь?
— Нет.
— Ну пой!
Я что-то запел, а купец послушал и заплакал, сопя, подергивая плечами. Потом я попросил позвать Нейберга, и мы пели вдвоем, а купец угощал нас и все хлипал, очень расстроенный. Так впервые выступил я перед „серьезной публикой“».
Однажды Екатерина Алексеевна Фурцева, бывший министр культуры СССР, обратилась к Борису Александровичу Александрову с такой необычной претензией:
— Уж очень мало в ансамбле хороших солистов. Только и есть, что Сергеев и Беляев, да большие мастера — народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии, но кто кроме них? Мне поручено правительством разобраться с этим вопросом и доложить, как тут обстоят дела. Вот в ближайшее время будет большой концерт в Кремлевском Дворце, так дайте же новых солистов.
Не теряя времени, Борис Александров вызвал к себе Харитонова и спросил прямо:" Что будешь петь?". Он уже знал, как много занимается тот у концертмейстера Е.А.Кангера. Поступив в институт имени Гнесиных, он совершенствовался в вокальном искусстве, искал собственный стиль исполнения.
Итак, в 1965 году в концерте в Кремлевском Дворце съездов Леонид Харитонов дебютировал как солист ансамбля исполнением русской народной песни «Есть на Волге утес». Успех был полный. Слушатели отметили не только красивый мощный бас нового солиста, но и выразительность исполнения, настоящий актерский темперамент.
Тут спохватились и московские композиторы, учуяв мощную силу в исполнении Харитоновым патриотических, героических песен, таких, как «Не стареют душой ветераны» или «Пушки молчат дальнобойные», открыли свои недавно написанные ноты. Анатолий Новиков представил Харитонову «Балладу о русских мальчишках»:
Разве можно забыть этих русских мальчишек,
Пареньков, для которых был домом завод.
В старых кепках отцовских, в тряпье пиджачишек
Уходили мальчишки в семнадцатый год...
Серафим Туликов предложил ему песню «Сын России»:
Упал я на границе в первый бой,
Закрыв ладонью рану на груди.
Сама земля стонала подо мной,
И жизнь уже казалась позади...
И беспокойный за судьбы мира Вано Мурадели специально ходит на концерты ансамбля, изучает голос Харитонова, его диапазон и пишет для него суровую песню «Еще не кончилась война».
Ансамбль выезжает за границу, и здесь Харитонов поет также песни, которые разучили и исполняют другие солисты, например, «Бухенвальдский набат» В.Мурадели, «Хотят ли русские войны?» Э.Колмановского. В одном из интервью еще молодой Евгений Евтушенко сказал: «Я тот, кто написал песню „Хотят ли русские войны?“ А Леонид Харитонов — тот, в чьем исполнении эту песню узнал целый мир». К этим песням также относится «Память сердца» И.Лученка.
Спел он в своеобразном дуэте в Париже с нарождающейся звездой Франции Мирей Матье. Правда, на другой день в прессе появилось кол кое заключение: «Зря наследница Эдит Пиаф согласилась петь с сибирским медведем: как только он рявкнул — с нее слетели все перышки». Вскоре он получил приглашение выступить в концерте «Звезды мира», такие концерты раз в год устраивал сам Шарль де Голль в пользу одной из голодающих стран. Это были концерты для миллиардеров с привлечением самых прославленных артистов. В тот раз в концерте участвовали Элизабет Тейлор, Ричард Бартон, Фернандель, Франко Корелли, Николай Гяуров, «Битлз»... Оркестром дирижировал Кароян. После выступления на этом вечере пресса снова писала о невероятном успехе «сибирского медведя», а потом ему присвоили титул лучшего певца года, что принесло в Париже огромную популярность Харитонову — в магазинах даже предлагали делать покупки за полцены.
На Англию приходится премьера песни М. Блантера на слова И.Сельвинского «Черноглазая казачка». Обычно он исполнял с большим успехом украинскую народную песню «С сыром пироги», где он потешал зал уж очень большой привязанностью не к сердечной дивчине, а к «сыру с пирогами», и песня обычно повторялась на «бис». На этот раз решено было вместо второго «биса» исполнить"Черноглазую казачку", так сказать, на пробу. И Харитонов попросил снять микрофон. Это происходило в знаменитом своей акустикой зале «Альберт-холла». И произошло чудо, буквально все слова песни, даже спетые вполголоса, великолепно разносились по залу. Успех песни превзошел все ожидания. Произошло, по существу, второе рождение песни, а ведь она была написана еще — страшно сказать — во времена НЭПа. Харитонов использовал все возможности хора, оркестра, изобразив топот копыт, художественный свист, все, что можно было, и она, шутливая, молодцеватая, заиграла по-новому, превратившись сразу в шлягер.
Одновременно пошла волна в репертуаре Харитонова русских народных песен чисто шаляпинского ряда: «Степан Разин (Из-за острова на стрежень)», «Эй, ухнем» («Дубинушка»). Важно было не подражать Шаляпину, а искать что-то свое, найти верную интонацию, характер исполнения. Вот, например, как расшифровать исполнение первого куплета «Дубинушки»: «Разовьем мы березу, разовьем мы кудряву»? Трудный вопрос. За ответом он, после долгих поисков, пришел к профессору Чегодаеву, с дочерью которого ходил заниматься в драмкружок.
— Ну, здоров, сволочь! — встретил он меня приветствием.
Я отшатнулся, обидевшись.
— Чего обиделся? А поешь о бурлаках. «Сволочь» — это значит сволочь баржу, — начал пояснять он. — А нарицательным это слово стало потому, что люди, занимающиеся сим промыслом, были бродягами, пропивавшими заработанные деньги вчистую. Потом объявился купец по фамилии Бурлаков, который давал этим людям работу летом, а зимой выплачивал содержание. Свои конторы он разместил по Волге, и с тех пор сволочь стала называться «бурлаковцами».
Ну а теперь об «Эй, ухнем» и почему там поется о березе, — перешел он к ответу на мой вопрос. — Ты знаешь, что такое туесок?
— Да, его делали из березовой коры и брали с собой на покос. Это вроде термоса.
— Вот и бурлаки, налив в бутылку — кто молоко, кто водочку, обвивали ее березовой корой и опускали на ночь в холодную воду. Утром, привязав ее к поясу, отправлялись в путь, а на привале, в жару, раскрутив бересту, приникали к холодной бутылочке. Понимаешь, какое блаженство? Вот с каким чувством надо исполнять этот куплет!
Между прочим, дочь Шаляпина Ирина Федоровна все время жила в Москве. Она очень ревностно относилась ко всем басам мира и не принимала многих из-за явного подражания отцу. Однажды она прослушала выступление Харитонова, восхитилась им и подарила ему книгу Ф.И.Шаляпина «Страницы моей жизни» с надписью : «Милому Алеше Харитонову. На память о нашей первой встрече. Спасибо за прекрасное пение. Спасибо за правду об отце, за любовь к нему. Ирина Шаляпина, 1968, 23 марта».
Харитонов был хорошо знаком со многими известными людьми, для которых охотно пел. Дружил с космонавтами. Однажды ему домой позвонила Валентина Терешкова и пригласила участвовать в таком событии — 10-летии Центра подготовки космонавтов. К этому времени он уже был назван почетным гражданином Звездного городка. Был обладателем шести золотых медалей имени Гагарина, Королева и других деятелей космонавтики. И пел по заказу главного конструктора Мишина их любимые песни (Королева уже не было в живых).
— Потом пришла мне пора расстаться с ансамблем, — говорит Харитонов, — с коллективом, которому я отдал без малого двадцать лет жизни, где получил настоящее признание и славу, и пуститься в самостоятельное плаванье. Е.Фурцева уговорила Александрова отпустить меня в Большой театр, но я не пошел туда, а стал солистом Московской филармонии. С тех пор в течение 26 лет ездил по всему миру и как солист оркестра русских народных инструментов, и с пианистом. Объездил многие страны мира, побывал шесть раз в США, где ансамбль тогда еще ни разу не был. И пел широкий репертуар, который в ансамбле бы не звучал: «Отцвели уж давно Хризантемы в саду», «Гори, гори, моя звезда». «Выхожу один я на дорогу» и бесчисленное количество вещей из репертуара моего любимого Шаляпина: «Не осенний мелкий дождичек», «Ноченька», «Титулярный советник», «Сомнение» и другие. Песни эти я пел, следуя завету Федора Ивановича, который говорил: «Учитесь у меня, но пойте, как нашли сами». Эти песни даже получили название «моноспектакли», так их назвали мои давние поклонники народные артисты СССР Иван Переверзев и Петр Глебов.
Пригласил я как-то на свой концерт народного артиста СССР Ивана Федоровича Переверзеа, широко известного исполнителя главных ролей в фильмах «Первая перчатка», "Адмирал Ушаков* и других. Он очень немногословный человек, замкнутый. Я пригласил после концерта его к себе домой. Всю дорогу он молчал. Тогда я попытался выяснить у него, какое же впечатление произвело на него мое исполнение более двадцати песен, как он отдохнул, слушая их? Он ответил предельно коротко: «Понравилось все! И что значит, отдохнул? Я работал напряженно весь концерт. Ведь у вас что ни песня, то моноспектакль. Это мы на съемках фильма выдаем дубли, по двадцать—тридцать, и режиссер волен выбирать из них единственный, который ему больше подойдет, самый удачный. Вы же лишены возможности выбрать и всегда попадаете в точку. Вот чему надо учиться у вас!»
А вот высказывание Петра Петровича Глебова, которому довелось съездить с Леонидом Харитоновым в Чехословакию в 1983 году: «Когда Харитонов выходит на подмостки — в любом костюме: то ли в водолазке, в свитере, жабо, то ли во фраке, с бабочкой. — вы понимаете, что певец обладает настоящей театральной культурой, большим художественным чутьем, ибо каждый костюм определен художественным произведением. Слушая его, я думаю, как же годится его герою этот вид. это жабо! Когда он поет «Вдоль по Питерской» — стены дрожат! Стою я за кулисами, а у самого мурашки по спине. И так мне хочется подхватить русскую, широкую, настоящую, разгульную, душевную песню!
Удивительная наука — воздействие актера на зрителя! Харитонов владеет этим искусством. Он живет, он чувствует, мыслит, он наслаждается своим пребыванием на сцене. Он легкий, он свободный — он творит. Это мне бесконечно дорого в мастере.»
Харитонов — счастливый человек. Мало того что он обладал чувством общения с искусством Шаляпина, он проник в самую суть общения с родственниками, родными детьми гениального художника, с его непосредственными вещами, несущими в себе прямой образ певца. Во время очередной поездки в США вместе с Анатолием Соловьяненко наш генеральный консул в ООН Мышков пригласил выступить в его резиденции перед именитыми гостями. Среди них оказался и сын Шаляпина Борис Федорович, с которым после концерта и познакомился Харитонов в штаб-квартире консула. Борис Федорович потом прислал письмо Ирине Федоровне. "Она приехала ко мне, — вспоминает Харитонов, — и показала это письмо со словами: «А вот здесь о тебе». Читаю: «Иринушка, что ж ты мне не сказала, что в России есть такой же певец, как папа, только росточком поменьше. Ну, жди, скоро приеду...» И действительно, вскоре приехал и привез картины. Часть из них передал в дом-музей, часть — в другие места... Вместе с сестрой он приехал ко мне домой. Я им пел часа полтора. В застолье Борис Федорович был в хорошем настроении. Потом они, оставшись вдвоем, о чем-то посовещались и попросили подойти меня. Ирина Федоровна, внимательно глядя на меня, сообщила, что они решили подарить мне рояль отца. Он находился на улице Гиляровского у одной ученой дамы, мать которой в свое время дружила со второй женой Шаляпина — немкой. Уезжая в Петроград, Федор Иванович оставил рояль у нее. «Теперь вот он, перед вами, — Борис Федорович показал мне на рояль фирмы „Ибах“, стоящий в гостиной». Через некоторое время он уехал в Америку и вскоре умер. Не надолго пережила его и Ирина Федоровна..."
Стоит, видимо, сказать об отношениях Харитонова с власть предержащими, здесь складывалось дело по-разному. «Я приглашался выступать на многих правительственных концертах и не раз видел, как Брежнев после исполнения, например, песни «Есть на Волге утес» или «Из-за острова на стрежень» утирал глаза платком. Но ведь такую реакцию наблюдал и у многих зрителей, когда они, поднявшись с кресел, бурно требовали выходов на бис. Потому в столь эмоциональном восприятии моего пения Брежневым, равно как тем или иным тогдашним руководителем, не вижу ничего предосудительного. Я артист, а не функционер, взыскующий милости власть предержащих. И совершенно прав Илья Глазунов, когда утверждает, что дико и нелепо осуждать Уланову или Козловского за то, что спектакли с их участием смотрели Сталин, Берия и другие члены Политбюро тех лет.
Кстати, по-настоящему я горжусь сказанными и надписанными, хотя и с преувеличением, словами Ильи Глазунова в мой адрес: „Великому русскому певцу Леониду Михайловичу Харитонову с дружбой. Ваш Илья Глазунов. Москва, 1997 год“ на подаренной мне книге Глазунова „Русь распятая“.
А ухудшение ко мне отношения произошло, когда по телевидению запретили передавать «Песню о Блохе» в моем исполнении. В то время Леонид Ильич обильно раздавал награды членам Политбюро, его, как мы знаем, не обходили тоже. И я исполнял этот номер с некоторой „люфтпаузой“ перед словами „звезду дает“. Запись часто транслировалась, пока жена Брежнева не позвонила председателю Гостелерадио Лапину: „Долго еще ты будешь издеваться над Леонидом Ильичом?“ Потом меня вызвал замминистра культуры России и попросил „Блоху“ больше не петь. Вот так в свое время царь запретил петь ее Шаляпину. После этой истории давление стало ощущаться со многих сторон, в начале перестройки в 1987 году дело дошло до того, что меня уволили из филармонии якобы по причине профнепригодности и подбора пошлого репертуара. Но все-таки за меня вступился тогда отдел культуры ЦК, а замминистра культуры Кочетков издал приказ о восстановлении на работе даже с повышением ставки. Но концертов уже больше не давали».
И все-таки Харитонов вернулся в Краснознаменный ансамбль. Это случилось 16 мая сего года, он выступил в зале имени П.И.Чайковского с единственным номером — песней «Не стареют душой ветераны», которую он когда-то исполнил первым:
Нам в отставку пока уходить еще рано,
Не сдаются сердца, им не нужен покой...
Не стареют душой, не стареют душой ветераны...
Слушая великолепное пение Харитонова, я повторял себе: «Поистине, не стареют душой ветераны».
Геннадий ПОЖИДАЕВ
Журнал «Воин России», №10 1999 г.
Леонид Харитонов и Краснознаменный Ансамбль им. А.В. Александрова —
«Не стареют душой ветераны»
Музыка: С.Туликов Слова: Я.Белинский
Концерт в зале им. Чайковского в Москве, посвященный 70-летию Краснознаменного ансамбля песни и пляски имени А.В. Александрова, 16 мая 1999 г.
Вторая композиция видеозаписи — «Марш Славянки» в исполнении оркестра.
Оцените эту статью:
Свежие комментарии